Вопрос:
— Скажите, пожалуйста, почему в такой православной стране как Россия люди принимают кришнаизм?
Ответ Е.М.Чайтаньи Чандры Чарана Прабху:
Никто не хочет становиться кришнаитами, и я не хотел становиться кришнаитом. Не было никогда такой потребности у меня. И многие другие, которые пришли в Сознание Кришны, никогда не планировали становиться кришнаитами именно. Я искал любовь, искал чистый образ жизни, искал смысл жизни. Я не собирался становиться кришнаитом. Где я искал? Я искал, конечно, в своей культуре где я родился, но не находил. Например, в мое время это был атеизм.
Вот, представьте, я закончил школу в 16 лет, 10 классов, и я никогда о Боге ничего не слышал, я не прочитал ни одного Священного Писания, и я не видел ни одной церкви даже. Я жил на севере Сахалина. Единственное, что я видел в своей жизни, в детстве, это соседская бабушка (несколько лет мы жили в коммунальной квартире с родителями) у которой была икона в углу, распятие Иисуса Христа. Я вообще не понимал, что это такое. Я просто был напуган потому, что там человек был прибит к кресту какому-то. И я в панике убегал из ее комнаты. Вот и все мои были представления о духовности. То есть ни о Боге, ни о Священных Писаниях ничего не знал и не читал.
Был кодекс, «Моральный кодекс строителя коммунизма», там были какие-то моральные принципы описаны. Мы были коммунистами, комсомольцами, октябрятами. У нас был Ленин как эталон, как идеал качества, что он любил людей. Мы верили потому, что там была любовь. Вот показывали пример, как он любил детей, любил крестьян, простых людей. Он ради них сделал эту революцию. Поэтому мы должны уважать его, поклоняться ему, петь песни. Мы пели песни в детском садике. Я плакал сидел, и все дети плакали. Мы любили Ленина. И с этой любовью я вошел в жизнь, представьте себе.
Но в жизни я увидел совсем другую картину, прямо противоположную. И не только я, а мое поколение, все входили в жизнь и были уже разочарованными. Стали появляться странные тенденции, что мы отклонились от учения Ленина, это было опасно говорить в то время еще. А о христианстве речи быть не могло. Нас сразу исключали из партии, из комсомола. Это очень строго было. И, представьте, кем я мог стать? Я мог быть только атеистом в то время. Но я принял тогда философию. Религия не нужна была. Я не был религиозным, я был атеистичным человеком, но философия – это была моя склонность.
Я изучал, что же такое Вселенная, что такое жизнь, планеты, в чем смысл. Ответов нет. Нет ответов, представьте себе. Нет знания никакого, входишь в жизнь и видишь: конкуренция идет сильная, много зависти в обществе. Я так возненавидел людей в какой-то момент времени, а потом сам подумал: а что я их ненавижу? Ведь я сам точно такой же, такие же плохие качества имею. Но как же мы построим коммунизм? Я не замечал, что кто-то стремится к коммунизму или живет как коммунист, кроме нескольких идейных фанатиков, с которыми было страшно вообще общаться. То есть раскрыть сердце было невозможно, они сразу вас критиковали или анафеме предавали.
И это была такая ситуация сложная. Я рисую Иисуса Христа, помню мне было 20 лет, я не знаю, почему я его рисовал, просто решил икону нарисовать по-художественному, по-своему. Я рисую, это было в армии. Подходит замполит, смотрит и говорит: «Немножко бы раньше — и тебя за это посадили бы в тюрьму. Спрячь и никому не показывай!” Вот представьте, с каким сознанием я вошел в жизнь.
Как бы я принял христианство или мусульманство? У меня отец из исламской традиции со Средней Азии, а мать – русская из традиции христианской. И что мне нужно было принять? Религию отца или религию матери? Я не знал, поэтому они и ничего мне не говорили. Оказывается, они оба верили в Бога, но мне ничего не говорили. Потому, что в школе воспитывали по-другому: “Не портите детей, Бога никакого нет! Вообще об этом ничего не говорите!” Им запрещали. А они верили в Бога в сердце всю жизнь. Это позже обнаружилось. Вот представьте, как меня вырастили, в каком коконе.
С другой стороны, это было хорошо в том смысле, что я никакой традиции религиозной не придерживался. Я искал Высший смысл в жизни, и я нашел это в Бхагавад-гите, нашел в этом Обществе, где люди преследуют чистые мотивы, они практикуют это на самом деле, не просто говорят о чем-то. Они практично применяют все это. И, когда я пришел в Общество сознания Кришны, их было всего несколько в городе, мне было все равно тогда, как меня называют. Я просто искал любовь и смысл жизни, и я нашел эту любовь. Уж сколько я любви получил от преданных Кришны, я не знаю, люди, наверное, в семьях такого не получают, сколько я получил просто от этих людей, чужих мне по телу, но таких родных в душе, что все эти годы я живу этой памятью, пытаюсь как-то повторить подвиг этих отношений, этой семьи.
За эту семью я боролся всю жизнь. Я мог сам отдать жизнь за этих преданных. Однажды я дал клятву: все, что они у меня попросят, – я сделаю! Потому, что такая любовь, такая забота. И я живу до сих пор так, если они меня что-то просят, я делаю, потому что как можно отказать таким людям. И когда меня сейчас называют кришнаитом, мне не нравится это. Я не думаю, что как-то нужно называть это. Как можно назвать любовь? Не знаю. Кришнаитская любовь, христианская любовь? Разве она как-то должна отличаться? Любовь есть любовь. Она божественна, она не имеет каких-то названий или обозначений национальных и других.
Поэтому я думаю, что люди не идут в кришнаизм, но все ищут именно любви и смысл жизни. И здесь как раз в полной мере это можно получить. В писаниях, особенно в книгах, это все разъясняется очень хорошо, и, конечно же, в этих отношениях, которые преданные Кришны пытаются практиковать в жизни, прощать обиды, любить. Я не отрицаю, что много ошибок мы также могли сделать в свое время по неопытности. И нужно признавать эти ошибки. Но в целом тенденция правильная. Это Движение – у него будущее большое, потому что от любви никто не сможет отказаться. Можете на обертку написать: «Харе Кришна», — и обертка кому-то не понравится, но вкус конфеты понравится. Суть эта понравится каждому человеку, потому что это любовь.
